Воспоминания о Логиновских Захаре Ивановиче и Великой Отечественной войне 1941-1945 гг. члена Челябинской городской общественной организации «Дети защитников Отечества, погибших в Великой Отечественной войне» Худяковой (Логиновской) Анны Захаровны.
Я и мой муж Сергей Петрович оба потеряли своих отцов в Великой Отечественной войне, оба сполна хлебнули сиротской доли военного и послевоенного лихолетья. Вот уже 50 лет мы прожили вместе, преодолевая горести и радости, вырастили трех сыновей, дали всем образование и гордимся тем, что наши сыновья во многом переняли наше отношение к жизни: быть честным, не терять совесть в любых обстоятельствах, только своим трудом создавать свое благополучие. Хочу рассказать о своих близких, как мне запомнились все те прошлые события трудных военных и послевоенных лет.
Мой отец, Логиновских Захар Иванович, родился в 1910 году в деревне Камаган Скоблинского с/с, Юргамышского р-на Уральской губернии (позже Курганская область) в крестьянской семье. Из соседней деревни с.Гагарье этого же района, встретил, полюбил и сосватан мою маму, в девичестве Охотину Александру Ивановну, 1911 года рождения, поженились они в 1930 году. Оба занимались крестьянским трудом, отец был механизатором в колхозе, а мама трудилась на полеводческих работах.
В семье родителей нас три дочери, когда отец ушел на фронт нам было по 10, 7 и мне - 2 гола. Моего отца призвали в Красную Армию в июле 1941 года. Воевал он снайпером в пехотном полку на Калининском дронте. С фронта отец нам писая теплые письма, мама рассказывала, что даже в стихах жаль, что его письма не сохранились. Сестры рассказывали, что у нас в семье были всегда теплые и добрые отношенияи к нам, детям.
В мае 1942 года, в одном из боев, рядовой Логиновских Захар Иванович получил тяжелые ранения и был доставлен в госпиталь, где и скончался. Похоронен отец в поселке Васильевский моху деревни Фроловка Тверской области (ранее Калининская область), по словам очевидцев, вместе с ним служивших, в братской могиле. Его имя занесено на стелу погибших в Великой Отечественной Войне, на его родине.
С уходом отца на фронт все мужские работы пали на плечи нашей мамы, которую назначали бригадиром полеводческой бригады. Мама ни одного дня не сидела дома, меня отдала в ясли, а старшие дочери учились в школе. А еще было домашнее хозяйство: корова, куры, за которыми мы, дети приглядывали, когда мама была на работе. Мама сама косила и заготавливала сено для коровы, рубила и пилила дрова для топки печи, сажала большой огород картошки и овощей. Даже изгородь на огороде ставила сама. Хлеба не было, ели овощи и траву, выживали, как могли. Мама получала на детей сирот 5 рублей, позже стала получать 12 рублей. При выходе на пенсию она получала, как вдова погибшего мужа - 36 рублей и в последние годы жизни она получала 45 рублей. Больше она никакими льготами не пользовалась, да и нам сиротам никаких почестей и льгот не оказывали.
Я не помню своего отца. Ведь когда он уходил на фронт, мне было всего 2 года, но я хорошо запомнила, что когда закончилась война, я шестилетняя девочка, узнав эту радостную весть в деревне у подружек, прибежала к маме и закричала, что мы победили, мама отвернулась и заплакала, ничего не сказав мне.
Мама очень переживала гибель мужа, отца ее дочерей, и долго не верила в это, и он часто снился ей живой. По рассказу моей тети, сестры отца, однажды они с мамой косили в поле сено в 1942 году (к этому времени на папу уже пришла похоронка) и неожиданно мама закричала: «Смотри, Поля, Захар жив, он вернулся», - он представился ей живым в гимнастерке с блестящими пуговицами и ямочками от оспы на щеках. Но потом он исчез, а на месте его появления она увидела большой березовый пень. С тех пор моя мама боялась ночью быть одна, и этот страх она внушила мне на всю жизнь.
Однажды мама принесла нам горсть пшеницы, собранной из колосков с поля, после уборки урожая, а соседи донесли на нее. Тогда мне было уже 5 лет, мама поставила меня на лавку и сказала, что пойдет на суд, и, возможно, ей присудят срок. Так и получилось, ее судили, и за
этот «проступок» ей дали 3 года, правда, условного срока, и она продолжала работать в колхозе.
Моя мама была очень сильная женщина, таскала тяжести, мешки с картошкой, заготавливала сама дрова в лесу, косила, убирала одна сено для дома и работала в колхозе. Я видела, как мама навильником подавала сено на приметки - зароды, это тяжелая работа, даже не каждому мужчине под силу.
В детстве мы не видели хлеба, а ходили на степь летом и стригли воробьиную кислицу, ее сушили, мяли, а мама пекла из нее лепешки вместе с толченой картошкой. У меня в то детское время каких только болячек на теле не было - и чирьи, и нарывы. До сих пор у меня на теле от них шрамы на плечах, на позвоночнике, на ногах, врачей в нашей деревне не было и больниц тоже.
В деревне Камаган я жила с мамой, старшие сестры позднее уехали из дома, я продолжала учиться, закончила 10 классов и в 1956 году приехала в Челябинск. На следующий год поступила в Заочный Московский техникум Советской торговли, который закончила в 1961 году по специальности товаровед продовольственных товаров, во время учебы работала продавцом. Затем работала товароведом продовольственных товаров и заместителем зав.секции продовольственных товаров. Ушла на пенсию, проработав 40 лет.
В 90-е годы прошлого столетия опять произошла ужасная несправедливость. В России целенаправленно были розданы все материальные богатства кучке людей, приближенных к власти, а мы, пенсионеры, оказались на грани выживания.
Дали нам каждому бумажку - ваучер, который и теперь лежит дома, как свидетельство той несправедливости. Накопленные на похороны и положенные в Сбербанк деньги, в один миг потеряли свою значимость, обесценились после начала гайдаровских реформ, а выданные мизерные выплаты в 60-70 раз ниже, чем была их ценность на 1 января 1991 года - это опять очередное ограбление нас. В таком несправедливом государстве как наше, где одни купаются в богатстве, а другие борются за выживание - нет будущего!