Зубко Яков Антонович родился в селе Знаменка Знаменского района Днепропетровской области. Отец Антон и мать Татьяна были малоземельными бедняками. В 1914 году отец погиб на Первой мировой войне. Яков Антонович первое время батрачил, а в 1926 году уехал в Казахстан. Работал в колхозе. В 1941 году призвали в армию.
«Обучение было недолгим, я стал артиллеристом. На полигоне нам дали первый раз выстрелить бронебойным снарядом по закопанному танку. Я попал и с трудом упросил сделать еще один выстрел.
Я попал в учебную батарею 45-мм пушек. Занятия шли по 12 часов в сутки - давали общевойсковую, артиллерийскую, огневую подготовку... Зима, январь месяц. Едем на полигон. Командиром взвода у нас был лейтенант - боевой офицер. Вот он нас гонял: «Танки справа, орудия к бою!» - развернулись. «Отбой!» - проедем немного - «Танки справа!.. Танки с тыла!... Танки слева!». Пока доедем до полигона - умаемся. А кормили! По третьей норме - 600 граммов хлеба, баланда, ведро мерзлой картошки на 16 человек... Хлеб веревочкой делили. Все хотели горбушку. Вскоре мы уже ехали в эшелоне, который прибыл на Ленинградский фронт. Наша часть стояла на Черной речке, неподалеку от городов Пушкин, Лермонтов. Беспрерывные бомбежки, артобстрелы.
Первый бой... Как в песне поется: «Последний бой, он трудный самый...». Не знаю как последний - я тогда не знал, что он последним будет! Самым трудным в памяти остался - первый бой, потому что еще ничего не знаешь. Если в первом бою живой остался - молодец! Во втором бою - фронтовик! А после третьего - бывалый солдат! Уже все знаешь, где присесть, где прилечь, где пробежать, что съесть, а что оставить.
Беспредельная преданность долгу батарейцев сделала возможным нашей батарее успешно поддерживать огнем стрелковые части, которым мы придавались. Батарея нанесла ощутимый урон противнику, чем внесла свой вклад в оборону Ленинграда в первые, самые тяжелые месяцы войны.
Работа артиллериста надо сказать нелегкая. Даже не в опасности дело. При смене огневой позиции машину приходилось оставлять далеко от передовой, чтобы немец не обстрелял и потерь не было. Это значит, пушку весом больше тонны расчет ночью должен на лямках дотащить до будущей огневой. А потом на горбу еще и ящики со снарядами, каждый весом по 75 килограммов! Три человека копают окопы для пушки и расчета, трое эти ящики таскают, водитель с помощником в машине... Наша батарея участвовала, по существу, во всех видах боя, предусмотренных боевым уставом артиллерии. Мы стреляли с закрытых позиций, были на противотанковой обороне, вели контрбатарейную стрельбу, вели артиллерийскую дуэль с открытых позиций, неоднократно всеми огневыми средствами отбивали налеты вражеской авиации и не раз вели бой картечью при непосредственном столкновении с большими силами пехоты противника.
В конце октября - начале ноября на нашем участке фронта была попытка прорыва блокады. Мы почти не спали. Ночью мы сменили позиции - выдвинулись ближе к противнику, на себе перетаскивали боеприпасы. Ночами нам пришлось помогать и соседней гаубичной батарее. В полной темноте, скрытно, мы на себе перенесли к ним на батарею большое количество 122 мм снарядов. В последующие дни мы непосредственно в боевом порядке пехоты метр за метром стали продвигаться вперед. Били прямой наводкой по огневым точкам противника. Только за три дня боев своей пушкой уничтожили семь огневых точек противника.
Самым, пожалуй, тяжелым были бои при непосредственном столкновении с пехотой противника. Это было осенью 1941 года. Нас поставили на противотанковую оборону. Наши орудия, рассредоточенные на 100-200 метров друг от друга, были установлены на опушке леса. Перед нами была открытая местность. Мы окопали орудия, разложили боеприпасы и стали ждать. К полудню мы увидели цепь пехоты, двигающуюся к нам на всем протяжении перед нами. Немцы открыли огонь из автоматов, стали окружать наши пушки.
Наше первое орудие открыло огонь картечью. За нами и три остальные пушки открыли огонь прямой наводкой. Из дыма и пыли появились немецкие автоматчики, но уже теперь в каких-то ста метрах и, идя в полный рост, открыли шквальный огонь из автоматов.
Упал убитый наповал заряжающий. Его сменил другой боец. Мы лихорадочно стреляли. Кто подносил снаряды, свободные отстреливались из карабинов. Так же в максимальном темпе стреляли наши остальные три пушки. Сейчас я не могу сказать, сколько времени длился этот бой. Много мы положили немцев. Они сначала залегли потом отступили.
Злости у нас было уже хоть отбавляй. Теперь мы каждую ночь видели зарево пожарищ над Ленинградом. У нас уже была одна цель. Ценой любого риска, любых жертв уничтожить как можно больше фашистов и не пустить их в Ленинград. Немецкие листовки с угрозой уморить голодом людей в Ленинграде, разбомбить наши дома, разрушить Ленинград, по-моему, сыграло для немцев не ту роль, на которую они рассчитывали. Эти листовки вызывали у нас гнев и ожесточенность и непреодолимое желание мстить и мстить».
В одном из боев, он оказался для Якова Антоновича последним, их батарею накрыл огонь вражеской артиллерии. Он вспоминает: «Разрыв со всем рядом, потом - провал. Когда я очнулся и привстал (а я лежал на спине), орудие мое было опрокинуто на бок, левого колеса не было. На том месте, где стоял я, лежали мой автомат, противотанковая и обычная гранаты, зияла воронка. Справа от меня в самых разных позах лежали артиллеристы. Слева, в ровике, спиной кверху, затих командир батареи. Голова его была повернута, и он будто бы смотрел на меня». Яков Антонович получил тяжелое ранение. Попал в госпиталь в Челябинске.
В 1942 году закончил курсы шоферов, работал в колхозе шофером, бригадиром.
Учились по вечерам, после работы. Срок обучения был максимально сжат, война требовала от тыла все больше отдачи.
На фронт забрали не только мужчин, но и машины. И остались в тылу только «газгены» (так назывались тогда газогенераторные машины), или по-простому «самовары». А чем не самовар? У кабины по обеим сторонам два бункера. Наложат в один чурок деревянных, подожгут. Вот тебе и самовар. Пока чурки горят, пока дым идет через систему труб под кузовом, очищается во втором бункере, а затем уж попадает в двигатель - и машина идёт.
...Я машину завожу
Без бензина на газу...
Удивительная была машина «газген»! Летит - не остановишь. По той простой причине, что тормоза у неё не работали. Подъезжает к остановке, а там уже ждут с большущим поленом. Бросят его под колеса, вот и остановились. Света-то настоящего не было, а дорогу ночью освещал машине помощник шофера. Лежал на крыле с факелом прямо на ходу. «Газгены», «газгены»! То горят, то ни с места, то чурки не хватило, за шишками в лес надо бежать. Но ведь работали. Да еще как гордились! И плакали, и любили свои «самовары».
Лес возили и летом, и зимой. Зима была для водителей самым трудным временем года. Бездорожье и холод. А в пургу в поле машину могло замести.
Летом кроме леса еще и зерно возили. Годы были голодные, желающих поживиться государственным добром - немало. Опасно было.
Но, несмотря ни на что, самым главным для них была работа. Без выходных, без отпусков. Работа не ради наград, Победы ради.
И они выстояли, они победили!
Погадеева Лиза, ученица 11 А класса, Мамонова Закальнифа Аюповна, руководитель музея ШОУ СОШ № 154.
Источник: Фронтовиков знаем, помним. Истории жизни: сборник / Сост. С. И. Переяславская, И. Н. Братушкина, А. А. Бочкарев. – Челябинск: ЗАО «Челябинская межрайонная типография», 2012. – С. 124-127.
